Два года назад, именно Прощеным воскресеньем вспыхнул у нас в ленте социальной сети Facebook ожесточенный спор, окончившийся вполне традиционно: одна из его участниц вместо прощения вылила мне на голову ведро кипятка и забанила меня навсегда. А ведь неглупый совсем даже человек, филолог, литератор…
До сих пор не очень хорошо понимаю, чем я вызвала раздражение этой женщины. Я лишь попыталась корректно возразить ей и объяснить, в чем смысл этой старинной благочестивой традиции — просить друг у друга прощения перед Великим постом. Совершенно ни в чем ее не обвиняя, вообще не задевая ее личности.
Ей представлялось, что Прощеное воскресенье — это некий лицемерный и ханжеский ритуал. «Можно сколько угодно пакостить ближнему, — раздраженно стучала она по клавишам, — а потом сказать «Прости меня», и ты опять чистенький, как младенец. Прямо умиление сплошное…».
Из не совсем внятного текста можно-таки было уяснить, что кто-то из верующих воцерковленных людей эту женщину обидел, причем давно, а прощения попросил — только в это воскресенье, чем и вызвал негодование: ханжа, лицемер, фарисей, где ты раньше был со своим «простите»?!
Меж тем Прощеное воскресенье — это действительно особый день. В этот день мы, при всем нашем вопиющем несовершенстве, ясно видим необходимость быть другими — лучшими, чем мы есть; и именно поэтому пересматриваем все наши споры, конфликты, все те не слишком приятные ситуации, которые, так или иначе, складывались у нас с окружающими людьми. И понимаем, что не можем вот так это оставить. Поэтому, если человек накануне начала поста попросил прощения за то, за что не просил его в течение многих месяцев, да хотя бы и лет — нужно не сердиться, а радоваться за человека, для которого Прощеное воскресенье стало — не ритуалом, и не традицией даже, а реальным событием его духовной жизни.
О том, как возникла традиция Прощеного воскресенья, рассказывает житие Марии Египетской, то самое, которое читается в храмах на пятой седмице Великого поста: «В монастыре существовал обычай, ради которого и привел сюда Бог преподобного Зосиму. В первое воскресенье Великого поста служил игумен Божественную литургию, все причащались Пречистого Тела и Крови Христовых, вкушали затем малую трапезу и снова собирались в церкви.
Сотворив молитву и положенное число земных поклонов, старцы, испросив друг у друга прощения, брали благословение у игумена и под общее пение псалма «Господь просвещение мое и Спаситель мой: кого убоюся?» (Пс. 26, 1) открывали монастырские ворота и уходили в пустыню.
Каждый из них брал с собой умеренное количество пищи, некоторые же и вовсе ничего не брали в пустыню и питались кореньями. Иноки переходили за Иордан и расходились как можно дальше, чтобы не видеть, как кто постится и подвизается…»
Нетрудно догадаться, что не всякий из этих иноков возвращался к Пасхе из пустыни в родной монастырь. Потому-то и просили они друг у друга прощения, что прощались, возможно, до конца земной жизни…
Очевидная родственность двух русских глаголов — прощать и прощаться — напоминает, что и в нашей обычной, немонашеской жизни не можем мы быть уверены, что встретимся еще на этом свете с тем, с кем сейчас расстаемся. Поэтому лучше попросить друг у друга прощения. Что и делали при каждой разлуке наши предки: они были духовно трезвыми людьми. Позже эта трезвость была утрачена, и слово «прощай», совершенно утратив свое изначальное значение, стало относиться только к покойнику.
Возник в нашей — явно слишком возбужденной для этого дня — сетевой дискуссии и другой вопрос: «Если это, как вы утверждаете, не ритуал, то чего ради я должен просить прощения у тех, перед кем заведомо ни в чем не виноват?»
А можем ли мы это утверждать?.. В моей, например, бурной жизни было предостаточно ситуаций, в которых я считала себя абсолютно правой, а других — неправыми и, соответственно, виноватыми передо мною. И лишь с годами, по мере внутреннего роста, приходило видение собственной неправоты, собственной вины. А сколько раз оно не пришло, сколько обид, нанесенных мною ближним, я просто не заметила, не осознала? Один Бог ведает…
«Ну а если тот человек виноват передо мною, если он очень много крови мне испортил и не собирается прощения просить, почему я-то у него просить должен?» — следующий вопрос Интернет-дискуссии в Прощеное воскресенье.
Вы знаете, со мной такое происходило: я просила прощения у человека, который, с моей точки зрения, был в конфликте со мной неправ, и не просто неправ, а очень несправедлив ко мне и совершенно неоправданно со мною резок.
Я сама не знала, как относиться к этому своему шагу, и готова была отнестись к нему, как к какой-то совершенно жалкой слабости. Но что же все-таки заставляло меня поступать столь несправедливо по отношению к самой себе?
Тот человек был мне дорог, и мне нужно было любой ценой спасти любовь: в состоянии нелюбви, в мертвящем состоянии раздора, внутреннего неприятия я просто не могла пребывать и очень хорошо это чувствовала. Поэтому через справедливость (или через то, что мне ею казалось — здесь, опять же, нет уверенности) пришлось перешагнуть… Результатом был мир — не беспроблемный, нет, не безболезненный, но мы приняли друг друга, и это главное.
Тем более что земная справедливость — это совершенно не то, на чем стоит зацикливаться. Как-то раз, в разговоре со своей однокурсницей — человеком очень трудной судьбы — я сказала: «Знаю, в твоей жизни было много несправедливости». И услышала в ответ: «Несправедливости не существует». — «Как это — не существует?..» — «Всё ведь происходит по воле Божией. А у Него несправедливости нет».
Великий пост — это совсем не легкий путь, если отнестись к нему по-настоящему. И как мы его выдержим, если не будет у нас внутреннего мира и взаимного приятия с ближним нашим, с братом-христианином?.. Если не сможем мы с этим братом — пусть молча, пусть дистанционно — но все-таки друг друга согревать и поддерживать?
Итак, просить прощения нужно… Но ведь нужно еще и простить. А это… просто? Легко?
Просто и легко мы прощаем тем, кто в этот светлый день просит у нас прощения. Тем более что большинству из этих просящих я, например, отвечаю не так, как положено, а именно: «Простила бы непременно, да вот беда — нечего прощать».
А вот те, кого нам действительно трудно простить, — они-то как раз, за редким исключением, прощения не просят…
Как же нам быть? Мне представляется: если мы хотя бы теоретически знаем, что простить нужно, необходимо, что здесь не должно быть никаких исключений, никакого эксклюзивного права не прощать предателя и пр. — то это уже большое дело. А дальше…
Как-то раз я попала на исповедь к священнику, который имеет обыкновение завершать диалог вопросом: «Вы всем простили?..». Я оторопела, но он благословил меня причащаться, не дожидаясь ответа. Возможно, он хотел, чтобы я попыталась ответить на этот вопрос не ему, а самой себе…
Я попыталась. Однозначного ответа не получалось. Постепенно я поняла: быть уверенной в том, что я простила всё и всем, так же невозможно, как в том, что я чиста от греха зависти, скажем, или тщеславия. Прощение — это не единовременный акт, а сложный процесс, неотрывный от общего процесса духовного роста. Когда мы действительно дорастем до полного прощения, сомнений у нас уже не будет. А сейчас…
Сейчас у нас Прощеное воскресенье — замечательная возможность сделать шаг в эту гору. Для кого-то первый. Для кого-то далеко не первый уже, но от того не менее важный…
Что касается той раздражительной особы в Facebook — откровенно скажу, просить прощения у нее мне не хочется совсем. Слишком много несправедливого услышала — не только о своих действиях (это было бы ничего), но и о моей личной вере: когда тебя обвиняют в притворстве, в неискренности — это очень больно. Да и не нужно мне просто-напросто ее прощение. Тем более что по отношению к Церкви она человек, как я понимаю, внешний, и традицию эту не принимает…
…А вот не знаю, права ли я. Может быть, это только о малости моего духовного роста говорит. Пока — задаю себе вопрос о том, простила ли ее я сама. И тоже не знаю, что ответить. Злости нет, но есть горечь и недоумение…
Наверное, я сделала в общении с нею какую-то ошибку. Может быть, просто полезла, куда не просили?.. Если этот эпизод запомнился, значит, неслучайно: должно быть какое-то продолжение.
О глубинном смысле Прощеного воскресенья лучше всех говорит, конечно же, Сам Спаситель:
Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5, 23–24).
Прощеное воскресенье — это день, когда наши дары лежат перед жертвенником.
Марина Бирюкова
Источник: Православие и современность
Просмотрено: 26 раз.
