Проводив мужа на работу, а троих детей — в школу, Катерина быстрым шагом отправилась на кухню. Столько сегодня дел, столько дел! Уборка — такая, чтобы дом блестел, обед и ужин — чтоб всё только своё, ничего покупного, и чтоб пальчики оближешь. Отдых и магазинные булочки с котлетами – это для лентяев. Потом шитье одежды для младшей дочери в школу. Где это видано – покупать? Косорукие неумехи пусть покупают, а Катерина умеет всё. Кофту средней дочери довязать надо сегодня. Свекровь помидоров передала засолить, и еще надо «закруток» – так мама называет – понаделать. Муж вчера, правда, сказал, что закрутки уже некуда ставить, но это он сейчас, пока зима не наступила.
Катерина посмотрела на себя в большое зеркало в коридоре. Ну, не тонконогая фотомодель, но это и неприлично было бы. Она жена и мать. Одета всегда прилично, но скромно. За внешностью следит, но в меру. И в одежде, и во внешности и не придерешься – и ничего не выделяется, всё как положено. Катерина еще раз оглядела себя как можно придирчивей, поправила фартук, надетый поверх блузки и юбки, перекрестилась перед иконой, висевшей прямо над зеркалом – ох, не забыть! Напомнить прихожанам, кто что приносит в этот раз на воскресную трапезу, напомнить, что супы готовит она, у них все равно так не получится! Женщина уже собиралась погрузиться в мир лучших рецептов полезного питания для семьи – как вдруг дилинькнул телефон.
Родительский чат оживился с утра пораньше сообщением. Что-то экстренное?
Сообщение от одной из родительниц состояло из фотографии пары ярких книжек и гласило: «Знаете, я почитала вот этого автора и мне понравилось. У нее есть рассказы и стихи. Там и про природу, и про любовь, и всё прилично и по-доброму.»
Катерина поморщилась и написала: «Мы же договаривались не засорять чат посторонними разговорами!!!» А про себя добавила: ничего себе на работу они ходят, что есть время на болтовню про книжки. Она хоть домохозяйка, а минуты свободной нет с утра до ночи, не всегда и «спокойной ночи» мужу скажешь – уже от усталости спишь, как только голова окажется на подушке!
Ответ последовал незамедлительно: «А я не о постороннем! Вот бы нашим детям к какому-нибудь празднику! Автор – наша землячка и вообще нашу школу заканчивала, может – вообще поможет с приобретением, там же бывают какие-то авторские экземпляры. А можно поговорить с директором, списаться с ней и встречу с ней устроить детям.»
Катерина хотела ответить, что ученикам надо дарить Пушкина или что-то другое по школьной программе, а не сомнительных землячек, но тут она, наконец, увеличила и рассмотрела картинку. Имя автора книг было – «Ирина Калинина». И фото её.
Катерина от возмущения еле выдохнула.
Ирка.
Ирка училась с Катериной в одном классе. Была отличницей – ну так надо дураком быть или лодырем, чтоб в простой школе не быть отличником, Катерина тоже была. У Ирки всегда выбивались пряди из косички, зимой воротник кофточки торчал из-под воротника платья, а на уроках труда выяснилось, что Ирка не умеет готовить. Вот сто процентов, что так и не научилась, сразу видно: руки не те, как Катеринина мама говорит. Зато вечно что-нибудь выдумывала. То игру на весь класс, которая вызывала настоящие поветрие у всей школы, то анкеты какие-то с вопросами и картинками – вот кому это марание бумаги нужно? Катерина всегда отказывалась от этих анкет и говорила Ире будто невзначай, что для тех, кто не умеет по хозяйству, а свободного времени много, в Доме культуры открылся кружок кройки и шитья, а еще макраме и вязания. Сама Катерина пару раз ходила то в один, то в другой кружок, там ее признавали лучшей и ставили в пример. Однажды пошла на рисование, там лучшей быть не получилось, но маме она об этом не стала говорить. А мама как раз в этот вечер долго рассказывала за столом, как в их контору приходила женщина за справкой и жаловалась на сына, который был безработный художник и пьяница. После этого Катерина не волновалась о своем промахе, а на преподавателя рисования смотрела свысока.
Родители в старших классах перевели Ирку учиться куда-то в город. Мама часто говорила Кате: «Видела опять вашу Ирку, стоит мерзнет на остановке. Чего этой семье на месте не сидится!» Родители Ирки работали «кем-то творческим» и не в их районе, район маленький – а все равно никто толком не знал. Знали только, что мать работала на полставки, а когда Ирка уже поступила в институт, отец от них ушел – ну разумеется, небось художник и был, чего ждать-то, — и они поменяли квартиру на центр города и уехали. Разумеется, с переездами да творческими работами — где уж тут учиться готовить!
Кем стала Ирка – никто тоже не знал. Кто говорил – журналисткой и ездит по городам, кто говорил – уехала в столицу учиться на поэта. Вот как приучили родители ездить, а не жить, как приличные люди, на одном месте, — так и ездит, стало быть.
А теперь – землячка-писательница, понимаете ли. Книги ее покупать. Детям. Нет уж, дудки. Только что в брошюре читала, как называется-то… в общем, грех мечтательности всё это. О серьезном надо думать, а не о цветочках-лепесточках, а тем более про любовь. Не хотят Пушкина дарить – пусть кулинарную книгу девочкам купят, и мальчикам что-то по хозяйству. И точка.
Слова про точку Катерина произнесла вслух – и направилась чистить картошку. Но не тут-то было: раздался телефонный звонок. Звонила ее подруга по приходу, Настя.
– Настя, доброе утро, дорогая, я спешу. Ты же помнишь, как мы распределились с едой на трапезу? – спросила Катерина, пытаясь выдвинуть ящик с картошкой.
– Кать, подожди с едой! Тут по телевизору сказали – творческий вечер Калининой будет! Это писательница, она родом из нашего города. Я хочу на приходе предложить съездить, что мы всё на месте торчим, надо культурно развиваться!
– С места на место кататься как раз неблагочестиво, могу книги тебе про это подобрать, – больше ворчливо, чем назидательно, сказала Катерина. – А почему именно Калинина-то? Что – в городе больше творческих вечеров не проходит, других писателей нет? На православного писателя я б еще съездила, это и от прихода можно организовать…
– Так я о чем и говорю – я ее знала, мы молодыми вместе в одну церковь ходили! Была она для нас маленькая смешная Ирка, душа компании, а сейчас вон – писатель Калинина!
– Ну какая же маленькая, вы уже студентами были, наверное? Хотя да, она всё вела себя как маленькая. Так и не повзрослела, значит.
– Ой, что-то с телефоном, прости, прослушала, — что?
– Да нет, ничего, говорю – она так и Калинина, так и не замужем, все для себя живет?
– Нет, замужем, почему? Просто псевдоним у нее такой.
– Ну вот всё псевдоним, всё игрушки. Зачем человеку не своим именем подписываться?
– Да важно ли? Знаешь, на улице дождь собирается, а я вспомнила. Мы как-то шли из храма под дождем, она сняла платок, сняла туфли и прямо так по лужам!
– Охохо, — вздохнула Катерина. – Вот платок снимаем при всех, а потом нам и говорят – к чему эти предрассудки, вам же самим неудобно. И еще и босиком по лужам. Мало того что развратно…
– Где ж развратно? У нее юбка длинная была!
– Ну молодая девица босые ноги выставляет, выйдя из храма, это как?
– Ой, Кать… — смутилась Настя. – А у меня есть старые иконы, и на них святые босиком…
– То святые, а нам нельзя. И по лужам прыгать, взрослая совсем. Вот зачем так себя выставлять, зачем оригинальничать? Зачем… — Катя чуть не сказала «противопоставлять себя коллективу», но вспомнила, что это уже не из брошюр, а из пионерского детства.
– Катя… — осторожно протянула Настя. – Но ведь даже батюшка говорил в проповеди, что каждая травинка от другой отличается, и каждый человек создан особенным, со своими чертами, и нам, таким разным, надо друг друга любить, и за каждого Христос распялся. Ну вот такая Ира, прыгучая была…что ж теперь? Она радовалась просто, как…
– Ладно, сейчас-то, наверное, остепенилась, — примирительно сказала Катерина. – Если православная, так должна бы, при муже-то. Может, она детей растит, вот книжки на досуге и пишет? Дети у нее есть?
– Муж у нее не знаю кем работает, могу найти, только помню, что еще и картины пишет, в интервью написали.
«Еще и интервью. У всех что ль, сейчас, интервью берут? У дворника вон взяли бы…» — подумала Катерина, а вслух спросила:
– А дети?
– Один ребенок.
– Ну да, когда ж спасаться чадородием, надо про любовь писать, — пробормотала Катерина.
– Что, Кать? Не слышу! Один, говорю, у нее ребенок, вроде как особенности здоровья есть.
– Особенности – это сейчас так умственно-отсталых называют, что ли?
– Да нет, там что-то другое. Кать, ну что ты так… Она только говорит, что ребенок, конечно, не отличник, учится не очень…
– Раньше постыдились бы такое сказать. Учится не очень – так не интервью надо давать, а репетитора нанимать. Мои все учатся на отлично, я не понимаю, как можно по-другому! А тут…нашла что на весь город говорить. Про плохую учебу. Папа-художник, небось, пьющий, вот и особенности
– Кать, ну везде уже пишут, что особенности вовсе не от этого и бывают у кого угодно, никто не виноват, у здоровых и приличных родителей очень даже рождаются! Ты бы почитала в интернете, все-таки иногда к тебе, как к опытному человеку, с разными вопросами новоначальные подходят в храме…
– Настя, некогда мне интернет читать, — выговорила Катерина каждое слово. – А моя мама мне говорила – так. Сейчас многое по-другому говорят: и ремня не дай, и умственно-отсталым не назови. Раньше все было четко: ты правильно все делаешь – ты молодец. Ты не такой, выделяешься – не подадут тебе руки!
– Катя…но ведь Христос и мученики тоже… не такие были, как все … — произнесла Настя, но Катерина уже прервала разговор. Щеки ее пылали.
В голову почему-то лезло все не то. Как она однажды написала в детстве стихи, спрятала их от матери – она бы не одобрила, не любила она это «безделье», особенно из-за бросившего их отца, который хоть и был работящим, а пару раз отдавал печатать стихи в районной газете. Принесла стихотворение в школу, там устроили урок, на котором можно было свое читать, но первой вызвали Ирку, и пунцовая от волнения Ирка прочла такой стих про брошенных щенков, что учительница и несколько девчонок прослезились, а Вовка, самый сильный в классе, обернулся и прорычал рыжему Пашке:
– Говорят, ты вчера в бродячую собаку щебенкой кидал? Смотри у меня!
И Пашка вжался в парту и засопел. А Катерина, вся красная, как сейчас, под партой порвала на кусочки свое собственное «творение» и решила больше этим не заниматься.
Вспомнилось, как шла она к «нулевому» уроку, внезапно повалил сильный снег, и вскоре увидела она заснеженную Ирку, ждущую автобуса. Ирка вовсе не выглядела несчастной: она радостно улыбалась чему-то своему, а в красных руках без перчаток у нее была только что закрытая — чтоб не промочить – маленькая записная книжечка и ручка.
Телефон вызвонил СМС от Насти. Там значилось: «Кать, не думай плохо, я сейчас нашла интервью с ней, они совсем не пьют, а на фотографии с мужем друг на друга очень влюбленно смотрят! »
Влюбленно смотрят. В их возрасте. Потрудилась бы, как Катерина, не до влюбленностей бы было. Видела она и еще раз эту Ирку – студенткой, влюбленно смотрела на какого-то студента, по улице вместе шли.
Катерина тоже когда-то так смотрела на мужа. И муж так смотрел на Катерину.
Когда-то давно…
Ладно, хватит про Ирку думать. И вообще Ирка хороша. На студента влюбленно смотрела, теперь на мужа…
«Они с ним совсем молодыми поженились», — пришла вторая СМС.
Далась ей эта Калинина! Катерина отложила телефон и предприняла вторую попытку заглянуть в ящик для картошки. Ящик оказался пустым.
– Ах я ворона! – запричитала Катерина, снимая фартук и ища кошелек.
«Вот как оно, болтать-то! — стучало в голове. — С бездельниками сама бездельницей станешь, мужа некормленым оставишь, а какой пример детям подашь!»
Она аккуратно повязала платок вокруг строгой прически, взяла зонтик и вышла на улицу.
Через несколько минут — прямо при солнце, как летом – начался дождь. Крупные капли скакали по лужам, разукрашивали большими точками асфальт. Ирка однажды после уроков придумала игру в точки. Вокруг каждой точки надо было придумать целый рисунок. Катерина одна не стала придумывать, но и не встала и не ушла, чтоб не выделяться, а села делать уроки, никто не смотрел.
Дорога Катерины шла мимо ограды храма, женщина остановилась перекреститься и поклониться. Рядом была остановка автобуса. Видимо, только что кончилась служба: много людей, явно из церкви, стояли на остановке, среди них были и пожилой священник с супругой. Вокруг них бегали малыши – наверное, внуки.
К остановке подбежали несколько молодых девушек в прозрачных белых платочках – может, певчие, может, и просто прихожанки. Они радостно, по-детски смеялись. Две из них были босиком, осторожно трогали ногами теплые лужи. Батюшка с матушкой умиленно взглянули на девочек и засмеялись, засмеялись и остальные люди на остановке, а священник с супругой уже смотрели не на них, а друг на друга — с тихой нежностью людей, прошедших через годы и испытания рука об руку, — с той нежностью, в которую вырастает чистая влюбленность – семечко настоящей любви.
Катерина остановилась. Ей захотелось забыть на время о картошке, зайти, даже забежать сейчас в ворота храма, войти в маленькую церковь – она-то ездила в собор, потому что «там уж точно все правильно и никаких тебе отклонений», — и не только постоять у икон с «сборником молитв святым» в руках, но рассказать Богу о чем-то своем, о чем-то поблагодарить, о чем-то и поплакать, и даже спросить у Него, что это за чувство вдруг появилось в душе – будто она может чего-то не знать, будто кто-то, пусть та же Ирка, знает это самое «что-то»? Это чувство сейчас было сильнее ее любимого слова «надо».
– Богу помолиться – всегда нужно. Сначала Бог, потом картошка, — твердо сказала себе Катерина, направляясь к храму. И добавила:
– Потому что так – правильно.
ЮЛИЯ КУЛАКОВА
Рассказ взят с сайта: pravoslavie.fm
Просмотрено: 27 раз.
