У отца Димитрия, молодого настоятеля небольшого храма городка N, масса талантов. Поверьте мне, я знаю. Один из самых ярких – это удивительная способность попадать в самые невообразимые ситуации. И не талант это скорее, а его несчастье. Хотя местное духовенство над этим посмеивается. И после некоторых событий, о которых я расскажу чуть позже, называет его между собой «отец Купидон».
Батюшка об этом прозвище, конечно, знает – доброжелателей-то в церковной среде много, да и епархия маленькая, провинциальная. На одном конце что-то произойдёт – на другом уже все знают. Но он не в обиде. Другой его талант – это отменное чувство юмора и умение посмеяться над собой.
***
Повезло несказанно отцу Димитрию, что владыка в той епархии хороший. Митрополит Феофилакт.
Ему уже много лет, и он очень хочет на покой. Ходят слухи, что старенький владыка каждый Божий день молит Господа, чтобы Тот его помиловал и освободил от этой должности. И к церковному начальству слёзно взывает: «Немощен я стал, немощен…. Не по силам мне вся эта администрация». Но начальство и Господь пока непреклонны.
А священники местные и рады. Любят своего владыку – добрый он. Рассказывают, что когда отец Феофилакт помоложе был, часто объезды своих «владений» совершал. В отдельных епархиях такие визиты начальства стихийному бедствию подобны, а здесь их ждали, как праздника. Увидит, что старухе какой одинокой трудно живётся – денег даст. Многодетному священнику, у которого старый «драндулет» сломался, машину подарит. Во всё вникал, всем старался помочь.
А теперь иссякли силы. Но доброта осталась. С духовенством мягок, с паствой– отец родной.
Вот и отца Димитрия после очередного его священнического пердимонокля только пожурит по-стариковски: «Ох, отец Димитрий, отец Димитрий, тихо раньше было в нашей богоспасаемой епархии, спокойно. Вот, помню… А с тобой сплошная ажитация. Ты уж это… Постарайся, милый, чтобы в последний раз…». И кротко его перекрестит.
И отец Димитрий очень старался. Но, видно, судьба его такая – пердимонокли.
***
Только его и никого другого угораздило однажды во дни святок, когда его знакомые прихожане колядки попеть позвали (а любил он это дело, голосил, как соловей), двери перепутать. И вместо праздника ворваться с ликующими песнопениями на похороны. И смех, и слезы.
А дело было так…
Позвонили ему те прихожане и сказали:
– Улица такая-то, дом такой-то, этаж пятый. Мы дверь приоткрытой оставим – заходите, батюшка, не стесняйтесь. Посидим, выпьем по-христиански, закусим. Пост-то закончился. Попоём колядочки. Вы уж не откажите, освятите собой, так сказать, нашу грешную трапезу. Мы ж к вам со всей душой.
И отец Димитрий к ним со всей душой. Поднялся он в назначенное время на этот злосчастный пятый этаж, видит: обещанная дверь приоткрыта. А за ней – ни звука.
– Не празднуют ещё, меня ждут, – решил он и растрогался.
Набрал в лёгкие побольше воздуха, толкнул ногой дверь, ворвался уверенно и заголосил что есть мочи:
– Добрий вечір, тобі,
Пане господарю.
Радуйся, ой радуйся, земле,
Син Божий народився.
Застеляйте столи,
Та все килимами.
Радуйся, ой радуйся, земле,
Син Божий народився…
И звездой Вифлеемской на палке потрясает. В воскресной школе взял. Детки к празднику мастерили.
Смотрит: посреди комнаты, и правда, стол стоит. Люди сидят. Только на столе вместо выпивки и закуски – гроб с покойничком, старичком древним. И тишина.
Колядка у несчастного отца Димитрия так костью в горле и застряла. Таращится он на скорбящих, скорбящие на него… Какой-то молодой качок уже кулаки сжимает – перемолился, никак, батюшка, рамсы попутал.
И влетело бы ему, наверное, но на его счастье за столом вместе с безутешными родственниками его знакомый, я бы даже сказала, дружественный похоронный агент сидел, Володька. Владимир Петрович, по прозвищу Поцелуй Смерти. Работа у него такая – где покойнички, там и он. Отца Димитрия собой прикрыл, всё быстро выяснил, и оказалось, что колядки в квартире напротив поют. Только дверь открыть забыли. А здесь не забыли – ждали желающих с дедушкой проститься.
Начал батюшка извиняться – искренне, слёзно. Крестился покаянно, к двери пятился. Горе-то чужое понимает. И ужас ситуации. Простили его скорбящие – с кем не бывает. Но кто-то все равно в епархию владыке Феофилакту письмо написал. Мол, что за безобразие, никакой у вашего духовенства эмпатии, примите карательные меры.
Владыка как всегда вздыхал и ворчал по-стариковски: «Давай уж, отец Димитрий, постарайся, чтобы в самый последний раз….».
***
О Володьке по прозвищу Поцелуй Смерти считаю нужным рассказать отдельно. Тем более что с ним у отца Димитрия связана ещё одна история, обросшая со временем реальными и вымышленными подробностями и превратившаяся в местную легенду…
Похоронное дело Володька любил. Нет, правда. Не бывает человека без таланта. Так вот, он был настоящим гением ритуального бизнеса. Идейным. Все время повторял: «Смерть – это единственное, что точно случится с каждым из нас. В ком-ком, а в ней можно быть уверенным. Она не предаст. Так давайте же встретим ее торжественно!».
Везде, где кто-нибудь планировал расстаться с жизнью, была у него сеть своих информаторов. И мимо него в этом деле даже муха не пролетала.
Умел он обставить все красиво. И безутешные родственники всегда были уверены, что лучше, чем их дорогого покойного, в последний путь ещё никто никого никогда не провожал. А всё потому, что повезло ему в этот трагический миг попасть в заботливые, ласковые руки Владимира Петровича. Скорбящим ни о чем не надо было волноваться, только несуетливо и чинно-благородно оплакивать свою утрату.
Был он психологически подкованным, умеющим, когда нужно, поддержать рыдающих понимающей ритуальной слезой, а когда необходимо – ободряющей, сдержанной, приличествующей случаю улыбкой. И деньги, к слову, он за свои услуги драл не бессовестно. Меру знал.
Но самым главным было то, что все старики и старушки в округе заранее мечтали, чтобы после кончины их бездыханными телами занимался именно Володька Поцелуй Смерти. А люди обычно об этом стараются раньше времени не думать. Вот в этом, действительно, был его талант – клиентура у него была «завербована» задолго до ее упокоения. А всё потому, что изящные подходцы к людям имел.
В общем, для других агентов этого дела был он серьёзным конкурентом. Кто-то из них даже разорился.
***
Как Володя «работал» с будущими покойничками, я имела счастье наблюдать в храме у отца Димитрия. Он был его давним прихожанином.
К слову, они учились вместе в школе и давно дружили. И даже деятельность выбрали в какой-то степени схожую. Готовили население богоспасаемого городка N к жизни вечной. Только один занимался душами, а другой – телами.
Поцелуй Смерти всегда приходил на службу заранее, чтобы успеть со всеми поздороваться, перекинутся парой слов, о житьё-бытье расспросить. Особо внимателен был к бабушкам. Понятное дело – потенциальные потребители его услуг.
– Аглаюшка Викторовна, дорогая, очень рад, очень рад. Как здоровьице? Давление не шалит? Ой, да что вы такое говорите-то? Вам ещё жить и жить. Румянец вон как у девочки.
И к ручке приложится. А Аглаюшка Викторовна и рада. На зеленоватых девяностолетних щеках и в правду от удовольствия румянец проступает, если внимательно приглядеться.
– Лидочка Ивановна, кого я вижу! Сердечно приветствую! Ой, вы как солнышко, аж глаза слепит. Позвольте щёчку бархатную поцелую… Как супруг ваш драгоценный? Выздоровел? Да? Точно? Счастье-то какое! А мамочка моя ему настоечку на вишневых веточках приготовила, вечерком занесу…
– Ефросиньюшка Степановна, драгоценная моя, а что это мы грустим? Последний зуб выпал? Ой, да на что вам тот зуб при вашей-то красоте? Голубой цвет платьица вам очень к лицу. Я для вас, кстати, платочек недавно прикупил. Как раз в тон. Нарядим вас, ещё замуж выскочите… В обед забегу.
И ткнётся влажными губами в угол Ефросиньюшкиного беззубого рта, бесконтрольно расплывающегося в мечтательной улыбке.
Так он всех своих старушечек обходил, всех приветливо чмокал – кого куда, всем внимание уделял. Стариковские их рассказы, уже давно изо дня в день об одном и том же, терпеливо и почтительно слушал. А кто их ещё выслушает-то?
И любили бабулечки своего похоронного агента. Если при жизни так он к ним внимателен, то и потом сделает всё по-Божески, не схалтурит. И родным строго-настрого наказывали, в час их последний, роковой, только к Владимиру Петровичу обращаться. Ну, помимо батюшки, конечно.
– Иначе с того света достанем!
А те, кто совсем уже в летах были и только чудом на этой грешной земле задержались, даже свои будущие похороны с ним обсуждали. И Володька увлечённо рассказывал, кому из них какой колор и фасон ритуального наряда к лицу больше будет. Был он большим эстетом. А они и радовались, как дети. Женщины же. О красоте всегда думают…
***
А теперь, собственно, история, в которую влип вместе с похоронным агентом мой многострадальный отец Димитрий…
Благодаря их закадычной дружбе почти все православные покойнички городка N отправлялись на отпевание именно к этому батюшке.
– Вы себе не представляете, – щебетал Володька безутешным родственникам, – как он молится, как молится! Усопшие лежат, не нарадуются. Им при жизни столько хорошего не говорили, сколько отец Димитрий, в последний путь их провожая. И ведь от сердца всё, от сердца своего христианского, трепещущего (а отец Димитрий и правда от сердца, хорошее оно у него, неравнодушное). Ну что, в этом храме обрядик совершим, или какой другой на примете есть?
А зачем родственникам другой храм, если даже усопшие не нарадуются?
Другие батюшки из городских храмов ворчали: статья дохода теряется. Но смирялись. Гордым ведь Бог противится, а смиренным даёт благодать.
В общем, всё было у отца Димитрия временно хорошо (долго хорошо у него не было никогда), но однажды случилось несколько трагических совпадений.
Друг его Володька с одной старушкой на службе пообнимался – к вечеру преставилась сердечная. Вторую поцеловал приветливо – та же история. У третьей к ручке приложился – еле откачали всей реанимацией.
Кто-то эту закономерность заметил и началось:
– Не простой у Володьки поцелуй – поцелуй смерти! (отсюда и прозвище пошло). Две сразу окочурились, а третья чудом выжила. Не хватило на неё летальной агентовой энергетики. Вся на первых двух ушла. Заклинание какое он знает, слово петушиное? И через поцелуй передаёт… Нечисто тут дело, нечисто…. Тонкая психологическая закавыка!..
Дальше кто-то что-то вспомнил, кому-то что-то померещилось, чего и в помине не было. И выходило, что Володька – ведьмак-чернокнижник, а отец Димитрий у него на подхвате. Чтобы колдовскому делу благочестивый вид придать. В общем, гоголевщина в чистом виде. Люди-то в городе простые, бесхитростные. Вера с язычеством в их чистых душах прекрасно уживаются.
Быстро страшные вести по округе разнеслись – провинция.
Некогда уважаемый Владимир Петрович по улице идёт – от него все шарахаются. Не дай Бог, поцелует приветливо. Тут же ласты и склеишь. Отца Димитрия тоже сторонкой стали обходить – с убивцем же в сговоре. Благословит– кондрашка хватит.
Не все, конечно, так думали, но были отдельные индивиды, не лишенные творческой фантазии. А кто-то даже не поленился и владыке в очередной раз написал.
***
Старенький владыка Феофилакт в третий раз перечитывал письмо и тщетно пытался постичь суть. Как неповторимый образец эпистолярного жанра, его позже скопировал и сохранил для благодарных потомков коварный епархиальный секретарь отец Иоанн. Гласило оно буквально следующее:
«Владыченька наш святый! Рискуя жизнью, доводим до вашего спасительного сведения, что город наш N постигла страшная беда. Оставил нас Господь, ох оставил. А всё за грехи людские, нераскаянные. Девки кругом с полуголыми бесстыжими местами и бесовскими письменами на лице. Воистину, последние времена! Апокалипсис грядёт, на пути своём всё сметая. Но не это главное! Околдовали людей демоны, Владыченька! А все они– шаман Володька-похоронный агент и подельник его Димитрий. Даже язык не поворачивается отцом-то назвать. Как проглядели-то вы его, как храм Божий доверили оборотню в рясе? Умерщвляют православный народ, убивцы. Да все лаской и поцелуями плотоядными…».
Ну и дальше, согласно челобитной, схема вырисовывалась та, о которой я уже писала. Один всех зацеловывает до смерти, а второй отпевает – уж рука устала кадилом махать. Корыстно гребут деньги лопатой. И редеет население городка N не по дням, а по часам…
Вконец отчаявшись, владыка позвал своего секретаря:
– Иоаннушка, будь добр, о чем тут речь? Что за ужасы у них творятся?
Отец Иоанн пробежал глазами по аккуратно исписанному листку и еле сдержал предательский смех.
– Владыка, да может, не стоит вам и читать-то?
– Нет, ну как не читать. Люди же старались, писали. Ты лучше объясни по-человечески. Что за демоны с поцелуями и девки какие-то?
Отец Иоанн, к счастью, в курсе всего был, рассказал владыке аккуратно, как мог. Но тот аж за сердце схватился.
– Едем-едем, милый, туда. Прямо завтра на службу и едем. Надо же успокоить народ. Ох, отец Димитрий, отец Димитрий… опять его угораздило…
Как мог, утешил владыка Феофилакт население городка N. Проповедь хорошую сказал – про язычество и христианство. Про промысл Божий. С паствой пообщался. Отца Димитрия пожурил, как водится. В сторонке.
– Давай уж, батюшка, постарайся, чтобы в последний раз.
Володьку благословил отныне покойников между всеми храмами делить – по справедливости. А лучше вообще на другие приходы препровождать. От греха подальше. И лобызаться поменьше – не соблазнять народ.
– А ты, отец Димитрий, лучше венчай больше. Тоже хорошее дело– богоугодное. И младенчиков крести.
И вроде затихать всё стало. Забываться. К тому же через какое-то время Володька в столицу подался – тесно стало его похоронному таланту в маленьком городке. Душа размаха просит.
Отца Димитрия по-прежнему все любят, хотя не иссякают истории, в которые он попадает.
Но до сих пор то тут, то там можно услышать леденящие душу рассказы про колдуна по прозвищу Поцелуй Смерти и батюшку-оборотня. Как зовут – мало кто уже помнит. А кто помнит, только посмеивается. Но некоторые верят. И даже примета в тех краях есть. Похоронный агент дорогу перешёл – быть беде…
***
Отец Димитрий изо всех сил старался владыкино благословение исполнять– крестить побольше да венчать.
Но было это непросто – на приходе в основном бабушки древние обитали. Да внучат своих приводили. Об амурных делах и деторождении давно уже не помышляли – непобедимые законы природы. Им бы Володеньку их вернуть, да подался ласковый похоронный агент в дальние края. Только его и видели. Одна только Ефросиньюшка беззубая, оптимистка неисправимая, нет-нет, а вспомнит, как тот ей замужество предрекал. И размечтается.
В общем, если раза три за месяц кого покрестит и раз в квартал обвенчает, то и хорошо. Ну нет молодёжи, как ни бейся. Выручки на приходе никакой, батюшке скоро есть нечего будет.
Но однажды случилось чудо!
Ни с того ни с сего повалили в храм молодые девчонки и женщины бальзаковского возраста. Вообще малоцерковные. Прямо нашествие.
– Никак владыка Феофилакт молится, не забывает меня! Святой человек! – подумал отец Димитрий.
И возрадовался!
Кто-то из молодых девушек парней своих приводил – за компанию. Тут батюшка их тёпленькими и брал. Венчал, пока не опомнились. Был у него проповеднический дар. Умел христианские истины донести. Было бы кому.
Записок стало море, молебны «поперли». Счастлив отец Димитрий. Долги раздал, размечтался уже, что колокольню нормальную сделает. И будет праздничный перезвон на всю округу литься. Народ услышит, к обедне поспешит. Благодать, да и только! Ой, да чего только он не сделает! Слава, тебе, Господи!
В епархию образцово-показательные отчёты шлёт. «Так успешно идёт миссионерская работа, что от желающих спасаться отбоя нынче нет. Исполняю, Владыка, Ваше благословение. За неделю три пары венчал. Когда такое было! Всё Вашими святыми молитвами»…
***
Смущало батюшку одно. Весь этот внезапно и в большом количестве озаботившийся спасением души прекрасный пол заказывает молебны только Божией Матери «Неувядаемый Цвет». И никому другому.
Отец Димитрий свою особенность влипать во что попало хорошо знал, заволновался.
– Нет ли и тут скрытого подвоха? Обещал же владыке – больше ни-ни.
Начал выяснять, наблюдать, дедукцию включил.
Расследование привело его в церковную лавку, которой заведовала его верная прихожанка Варвара Георгиевна. Была она уже в почтенных летах, но ум сохранила светлый. Даже слишком.
В своём далеком мирском прошлом работала она бухгалтером и на допотопных счётах виртуозно и самозабвенно сводила дебет с кредитом. И нравилось ей это, прямо как Володьке похоронное дело.
Уйдя на пенсию и уверовав, она так и не смогла расстаться со своей любовью к финансовым манипуляциям, притащила в храм огромные деревянные счёты, с которыми не расставалась, и сама попросила отца устроить ее если не в бухгалтерию, то хотя бы в лавку:
– Душа дебета просит. Благословите, батюшка.
И счётами погромыхала для убедительности. Отец Димитрий и благословил, сжалился. Мучается же человек….
***
Любила Варвара Георгиевна батюшку, как сына родного. Храм считала своим вторым домом. Изболелось у неё сердце, что бедствует приход. Думала она, думала, как грамотно, по-бухгалтерски, в беде этой финансовой помочь. И придумала:
– Нужен тонкий православный маркетинговый ход!
Светлый ум подсказал старушке ход стопроцентный, безошибочный.
Была у неё соседка, Люсьен. Видная женщина, статная. Лет ей за сорок – в самом соку. И опыт бесценный женский имеется, и красота ещё не поблекла. Не без помощи разных хитростей, конечно. И квартирка отдельная. Одна только неприятность. Замуж хотела, а все никак не складывалось.
– Помогу я тебе, Люська, век благодарить будешь, – всё взвесив и по-бухгалтерски рассудив, сказала ей как-то Варвара Георгиевна. – Есть у нас в храме икона чудотворная «Неувядаемый Цвет». А по-простому – Богиня молодости и любви. Если перед ней молебен отслужить – вовек не состаришься. И от женихов отбоя не будет…
Утром Люсьен уже стояла в храме, слушала, что там батюшка «поёт», и умоляюще взирала на спасительный «Неувядаемый Цвет»…
Не обманула Варвару Георгиевну предпринимательская интуиция. Вновь быстро слухи по городку N разнеслись. Батюшка благодатный завёлся, молитвой сильной обладает «на молодость и любовь». И икона у него чудотворная есть – одноименная. Кто хочет простого женского счастья, пожалуйте к нему. А кто ж его не хочет?..
Отец Димитрий как всё это узнал, аж за голову схватился. Где ж это видано… Батюшка-амурный чудотворец. Не дай Бог, до владыки дойдёт.
Строго-настрого запретил Варваре Георгиевне тонкие маркетинговые ходы применять. И от расстройства даже покаянный канон благословил почитать. Но поздно уже было… Валит к нему в храм и валит за любовью народ:
– Устройте, батюшка, судьбу, истосковалася вся…
И не верили, что ему «сие неподвластно. А вот вы лучше Господу помолитесь, на исповедь, Причастие придите…»
– Да зачем мне ваша исповедь!?! Вы мне судьбу устройте. И радикально в лучшую сторону…
***
А однажды в храм даже приехал микроавтобус с европейскими гостями. Они в рамках обмена опытом посещали близлежащий очень важный режимный объект. Не будем уточнять, какой. И туда слухи дошли.
В часы, отведённые для законного досуга, иностранцев решили свозить к отцу Димитрию, объяснив, что это знаменитый местный лав мэджишн. По крайней мере так сказала переводчик Ларочка. Она тоже молебны «Неувядаемому Цвету» упорно заказывала…
– Батюшка, тут к вам … эээ… делегация, – растерянно пробормотала свечница Мария Семеновна, заглянув в крохотную келью к отцу Димитрию.
– Йес, йес, делегейшн, – радостно раздалось сзади неё. – Гив ми лав, мэджишн!
И из-за спины Марии Семёновны выросла улыбающаяся дама в коротких шортах и с бритой головой, на которой красовались всевозможные узоры. И сходу начала фотографировать батюшку.
Вокруг дамы суетилась просфорница Ирина Васильевна, закутанная от бровей до пяток во все чёрное. Она многозначительно расширяла на отца Димитрия глаза и пыталась прикрыть голые ноги и лысину дамы платками с хохломскими узорами.
– Оу, презент! – радостно заулыбалась дама, выхватывая у неё платки, – Соувенир! Сенк ю!
И благодарно щёлкнула Ирину Васильевну из фотоаппарата. А потом протянула его отцу Димитрию, показывая, что теперь их нужно снять вместе с ее новой подругой.
– Френдс! Френдс! – показывала она то на себя, то на еще не пришедшую в себя просфорницу, изо всех сил обнимая ее за хилинькие, хрустящие плечики…
А в его кабинетик уже набивались иностранные гости, желающие посмотреть, что же это за известный местный мэджишн. В общем, ситуация приобретала скандальный международный оборот…
Честно скажу, смалодушничал отец Димитрий, растерялся. Попросил перевести уважаемой делегации, что у него освещение домов. Целых двух! Нет! Пяти! И вернётся он нескоро. Сегодня вообще не вернётся… И умчался. Только ряса по ветру развевалась…
***
Ну, вы уже поняли… По традиции кто-то обо всем этом владыке Феофилакту донёс. Мол, отец Димитрий переквалифицировался и теперь не на тот свет всех препровождает, а амурные дела вершит. На пару с какой-то богиней молодости и любви. И даже иностранцы его посещают. Заграница бездуховная, а гляньте-ка, тоже человеческого тепла хочет, уюта семейного.
Отец Димитрий даже дожидаться не стал, когда владыка его вызовет. Сам помчался объясняться, каяться:
– Грешен, даже не знаю, как так получилось. Но меры принял. Каждый Божий день служу в храме молебны Божией Матери «Прибавление ума». Народ, правда, редеет, непопулярный молебен… Ох, грешен я, владыка, грешен…
Владыка Феофилакт, как всегда, ворчал по-стариковски:
– Отец Димитрий, отец Димитрий… Тихо было до тебя, спокойно… Вот помню… Ну смотри, чтобы в самый последний раз.
А про себя мечтал, что уйдёт он на покой, поселится в тихом монастыре, без всяких там пердимоноклей. И вздохнёт наконец его душа. Хоть помолится по-человечески. А не все эти колдуны с амурами…
Как водится, со временем забываться всё стало. Хотя «любовные байки» ходили. А местные батюшки в шутку прозвали отца Димитрия отцом Купидоном. Так к нему это намертво среди «своих» и приклеилось.
Сам отец Димитрий очень старается, чтобы всё у него на приходе было чинно, благородно и канонично. Но в разные истории так и попадает. Любит, видимо, его Господь. Испытывает. О его приключениях можно рассказывать бесконечно. Так что лучше вовремя остановиться.
Елена Кучеренко
Рассказ взят с сайта: pravoslavie.fm
Просмотрено: 73 раз.
