Стоит только позвать.

Наверное, то утро было солнечным, и в небе над крышей моего дома носились стрижи, стрекоча на весь двор свои беззаботные песни. Только я ничего этого не замечал. Не радовала летняя благодать, и даже вид вкусного завтрака не вызывал обычного аппетита.

котёнок

В те первые годы моей христианской жизни я особенно болезненно воспринимал собственные недостатки. И после каждого дурного поступка всё больше унывал, постепенно приходя к самым печальным, но конечно, неверным выводам о том, как на всё это смотрит Бог.

Ну а в то утро, как мне тогда казалось, поводов для уныния и подавленности было больше, чем обычно. Ведь накануне вечером я ругался с моей бабушкой как последний безбожник. И это после того, как буквально на днях я поучал её елейным голосом, уверяя, что только Христос может изменить характер человека и дать ему победу над своими страстями.

Я снова и снова подвожу Бога! Да сколько можно?! Я ведь уж пять лет как верующий! Пя-я-ять! А с таким солидным стажем христианской жизни – вспыльчивость, грубость, раздражительность – ну никак не допустимы.

Как тут не опустить рук?! Я же понимаю, что все мои срывы – не случайность. Это в других некоторых религиях принято считать, что в самОм человеке греховных наклонностей как таковых вроде и нет, а все искушения исключительно извне на него наваливаются и покоя праведной душе не дают. Но разве так Христос учит? Наоборот, говорит: всё, что есть скверного, – то изнутри людей исходит, натура такая у нас негодная. Но натуру эту другие христиане научились усмирять, я же ни на грамм не изменился. Грешу и каюсь, грешу и каюсь без конца в одном и том же. Одни сожаления, но никаких перемен. О чём это говорит? Да о том, что на самом-то деле меняться я не хочу, и все мои покаяния – притворство сплошное!

Нет, видно, никакой я не христианин. Не пора ли по-честному подать в отставку?! А может, меня уж и так из книги Жизни вычеркнули? Может, уж не первый год, как от Лозы отсечён за бесплодность. Лежу себе на земле безжизненной веткой, засыхаю потихоньку. Не удивлюсь, если Бог уже давно мои молитвы не слышит. Разве не мерзость пред Господом молитва грешника, отвращающегося от наставления?

С этими тревожными мыслями, в настроении, близком к отчаянию, я надел спецовку и, перешагнув порог дома, отправился на работу. И хотя в то утро не то что работать – жить было неохота, но бригадиру мой духовный кризис вряд ли покажется достаточной причиной для прогула.

Работал я тогда в одной из бригад муниципального учреждения по благоустройству Ленинского района нашего города. Летом мы косили траву, стригли кусты. Иногда сажали деревья, но раз в сто чаще пилили их. Осенью – листва. Зимой – снег. Весной – мусор, мусор и еще раз мусор. Вот такой нехитрый физический труд. В конторе нас все называли «зелёными». Но мне больше нравилась формулировка в трудовой книжке: «рабочий участка зелёного строительства». Согласитесь, звучит куда солидней.

В восемь утра вся бригада была в сборе у входа в склад с инвентарём. Подъехал наш ПАЗик, и мы, погрузив в него всё необходимое, тронулись в путь. Сев к окну, я уставился в него стеклянным взглядом, предавшись своей хандре, не желая ни с кем разговаривать. Но краем уха я слышал, что мы едем наводить порядок в одном из самых глухих, неблагоустроенных уголков нашего района – «нижегородке». В тех краях редко бывает президент республики или его свита, а потому и нас посылают туда реже, чем на главные дороги города или, скажем, на площадь перед администрацией района.

Бригадир дал команду нескольким мужчинам, в том числе и мне, вооружиться ножовками, женщинам – косами. Нижегородские газоны, давно не видавшие косилок, так заросли, что теперь придется их выкашивать вручную. Вспомнились кадры из документальных фильмов про джунгли, как загорелые мускулистые охотники ловко орудуют мачете, прокладывая путь сквозь заросли.

Как и всегда, территорию разделили поровну. Нас высаживали по одному или по двое через каждые сотню метров. Участок, доставшийся мне, был на улице Силикатной возле завода железобетонных изделий. Улица такая же неприветливая, как и её наименование. И кто только придумывает все эти скучные, бездушные названия!

Я оглянулся и ахнул. Пожалуй, те парни с мачете посочувствовали бы мне и местами поменяться не захотели. Справа – длинная стена завода, слева – узкая, разбитая дорога, а между ними на сотню метров вперед – заросли, достигавшие высоты моего роста, все покрытые серой дорожной пылью. Тут и кустарники, и густая трава, и поросль вездесущего американского клёна, пробивающегося даже сквозь асфальт и растущего чуть ли не со скоростью бамбука.

Что ж, обстановочка гармонировала с моим духовным состоянием. Такой же бардак, должно быть, и у меня внутри. Но если здесь, на Силикатной, можно как-то помочь хорошо наточенной ножовкой, то в собственной душе навести порядок у меня до сих пор не получалось.

Я надел перчатки и приступил к работе. Опустившись на корточки, я потерялся в серых дебрях, скрывших меня от всего, кроме неба. Но после вчерашнего мне казалось, что небо утратило к моей персоне всякий интерес. Недостоин я его внимания.

Нередко физический труд – хорошее средство прогнать тоску. Но в этот раз причиной скверного настроения не была плохая погода или чьё-нибудь обидное слово. Я действительно думал, что всё кончено, что христианский узкий путь не для меня. Я слишком лукав и ленив, чтобы по-честному идти за Христом. И все мои бесконечно повторяющиеся грехи красноречиво свидетельствуют о том, что я не люблю Бога. По крайней мере, грехи люблю больше. А по словам Спасителя, такие двоедушные последователи не могут быть Его учениками. Эти мысли наполняли душу страхом, и работа ничуть не отвлекала от них. Неужели я пропал?! Неужели я совсем потерян для Бога?!

Поросли клена спиливались под корень и складывались в аккуратные стопки вдоль дороги. После обеда за ними приедет грузовик.

Продвинувшись ещё немного вперед, я вдруг услышал жалобный плач котёнка где-то недалеко. Скорее даже не плач, а писк. Видимо, котенок совсем еще маленький. Хм, любопытно, как он оказался здесь, в этой глуши? Должно быть, потерялся, бедолага.

Плач не умолкал, я стал прислушиваться, пытаясь понять, откуда он доносится. Но понять не мог и пошёл наугад сквозь заросли, ступая осторожно, чтобы не наступить ненароком на котёнка.

И почему-то вдруг ни с того ни с сего в голове вспыхнула строчка из Псалтири: «Львы рыкают о добыче и просят у Бога пищу себе». Это был 103 Псалом, один из любимейших, его я знал, чуть ли не наизусть. Всякий раз, читая его ранее, я умилялся тому факту, что животные, и те имеют с Творцом какое-никакое общение и знают, к Кому обращаться в момент нужды, в отличие от многих людей, которые вовсе не умеют молиться, да и признать свою зависимость от Бога не желают.

Наверное, слыша жалобный плач потеряшки, я невольно вспомнил ту строчку о львах и подумал, что и плач этого котенка – ничто иное как молитва.

Сегодня, годы спустя, понимая язык Священного Писания чуть лучше, одолев начальный курс по Библейской герменевтике и научившись учитывать особенности ветхозаветных поэтических текстов, я бы, пожалуй, не стал утверждать, исходя из этого отрывка, что животные что-либо просят у Всевышнего. Впрочем, как знать, может, этот котенок и впрямь звал не маму, а Бога.

Как бы то ни было, Господь прекрасно знал, что в тот момент я должен был подумать, и использовал всю эту ситуацию, чтобы преподать мне урок.

Интересно, – подумал я, – собирается ли Бог отреагировать на эту молитву. Если да, то на меня пусть не рассчитывает, мне своих двух котов хватает, а с третьим родные на порог точно не пустят.

Писк звучал всё ближе, рядом колыхнулась высокая трава, и вот уже пушистый крошечный комочек у меня в ладонях. Мокрый от росы, испуганный, он смотрел на меня, весь дрожа. Шерсть на мордочке вздыбилась в разные стороны – прямо меховой помпон от шапки с глазами.

Но плакать он не переставал, видно чуял, что цель еще не достигнута, и рано расслабляться.

Что дружочек, не сдаёшься? – кивнул я ему. – Думаешь, Бог поможет? Хотел бы я посмотреть, какое такое чудо Он припас для тебя!

Я оглянулся, пытаясь смекнуть, с какой стороны ожидать Ангела-избавителя.

Редкие автомобили проносились мимо. А люди и вовсе на этой улице не появлялись по той простой причине, что пешеходных дорожек предусмотрено здесь не было. Если кто-то и забредал сюда случайно, то шел по краю дороги, остерегаясь машин с одной стороны и пыльных кустов с другой. На данный момент кроме нас с котенком здесь абсолютно никого не было, ни одного человека, кому можно было бы перепоручить заботу о несчастном животном.

Уже собираясь тяжело вздохнуть и отпустить обратно в кусты найдёныша, я увидел, как из-за угла в конце улицы вышла женщина. Она бодро двигалась вдоль проезжей части в нашу с котенком сторону, везя за собой сумку на колесиках. Через несколько секунд я уже мог заметить, что несмотря на быстрый шаг, женщина была пожилой, и что её сумка была наполнена чем-то доверху (видимо, сделала покупки и возвращалась домой). Даже пожелай она взять у меня котенка, нести его одной рукой было бы неудобно.

Просто ради шутки, совершенно не рассчитывая на успех, я обратился к ней, вынырнув из кустов поближе к дороге.

– Женщина! Не хотите ли котеночка?

Я приподнял плачущее существо на руках, не ожидая даже, что прохожая сбавит скорость. Но она вдруг резко остановилась.

– А хочу! Как раз, знаете ли, кота завести надумала. С удовольствием возьму. Ну-ка!

И она, добродушно глядя на помпон с глазами, приняла его из моих рук.

– Мне кот очень кстати. У нас дом. Мыши одолели. Вот вырастет – ловить будет. Возьму, возьму.

Больше она не сказала ни слова и не стала ни о чем расспрашивать. Котенок был аккуратно помещен за пазуху под старую подпоясанную кофту и тотчас затих. И он, и его только что обретённая хозяйка, похоже, были весьма довольны друг другом. Женщина улыбнулась мне на прощанье, заглянула ещё раз за пазуху – удобно ли её пассажиру – и, взявшись за железную ручку сумки, покатила её за собой, но теперь чуть помедленней.

Потрясенный, я еще какое-то время глядел на удаляющуюся фигуру. Всё это было настолько неожиданно и чудесно, что я не сразу пришел в себя. Забыв, что держу в руке ножовку, я чуть было не почесал ею затылок.

Через минуту улица вновь опустела, и если мне не изменяет память, других прохожих не было видно до конца моей работы.

***

Иногда голос Божий звучит в нашей жизни очень отчетливо. Если мы действительно нуждаемся в Его слове, то Он найдёт способ вразумить Своих чад. Господь не прочь даже разыграть представление, некую притчу в лицах.

Что ж, ту нехитрую притчу с котёнком в главной роли понял бы и первоклассник. Как мог я теперь сомневаться в Божьей любви ко мне, когда Он так ясно, так наглядно показал, что до тех пор, пока я взываю к Нему, пусть даже из глубины своей греховности, буду услышан и снова поставлен на ноги Его безграничной Отцовской заботой.

День, который начинался так мрачно, вдруг просветлел. Отчаяние сменилось радостным упованием. Я снова обрел будущее, ведь Бог верит в меня, Он на моей стороне.

Ему, Творцу Вселенной, есть дело даже до котёнка, не говоря уже о моей бесценной душе, для спасения которой пролилась Святая Христова Кровь. Так бросит ли Господь тех, кто достался Ему столь высокой ценой? Бросает ли отец детей, хотя бы и самых непослушных? Нет, Он за меня ещё поборется. Пусть глина пока неподатлива и тверда, словно камень, но у лучшего из Гончаров достанет ласки и нежности отогреть её в Своих ладонях и всё-таки вылепить что-то доброе.

История эта стала мне уроком на всю жизнь. Нередко делюсь ею с теми, кто считает себя недостойными Божьего внимания. Ведь когда ты следуешь за Христом и, увы, частенько спотыкаешься, плюхаешься в лужи, наступаешь по сто раз на дню на одни и те же грабли, так важно иметь надежду. Нет, даже больше, чем надежду – так важно знать, быть уверенным в том, что Он непременно подаст руку, стоит только позвать.

Сергей Стахеев

Рассказ взят с сайта: pravoslavie.fm

 

Просмотрено: 44 раз.

Комментирование запрещено