«Как ты мне надоел»

Это было так давно, что сейчас я даже не вспомню имени того пятилетнего мальчика, чья бабушка однажды ворвалась ко мне в киоск православной книги и иконы. Но все остальное помню с точностью, как будто это произошло вчера. Не знаю, живы ли герои этой истории, но рискну поведать её читателю.

Мой киоск стоял в центре города между гинекологической больницей и домом журналистов. Ко мне часто заглядывала известная журналистка, с которой мы иногда мило болтали, после чего она убегала по срочным делам. Тогда шли выборы, и она вместе со своим мужем продвигала одну из политических партий.

Однажды она прибежала с криком:

‒ Что делать?!

‒ А что случилось?

‒ Мой внук вдруг тяжело заболел. То ли инфекция, то ли сбой гормональной системы, но он с высочайшей температурой попал в инфекционную больницу и там, по словам врачей, медленно умирает.

Признаться, я растерялась. Чету журналистов нельзя было назвать верующими, их дочь ‒ тем более. Это была молодая женщина, устраивавшая свою жизнь и внешне безразличная к проблемам маленького сына. Им занимались горячо любившие его бабушка и дедушка. Но и у них времени на малыша оставалось крайне мало. При этом они рассказывали, что, проезжая мимо Богоявленского собора, их внук часто показывал пальчиком на храм и заявлял: «Я бы очень хотел жить здесь». И вот он-то и тяжело заболел.

Я поискала глазами икону великомученика Пантелеимона, но не нашла. Тогда достала свою иконку размером со спичечную коробку и протянула бабушке. Сказала, что маме надо на исповедь, особенно если были аборты, и хорошо бы всем членам семьи поговорить с нашим настоятелем. И всей семье молиться. Она выслушала, кивнув головой, и ушла.

Через какое-то время я увидела их на нашем приходе. Мама, чрезвычайно изящная и красивая, исповедалась. Ещё больше меня удивил разговор с батюшкой ее гражданского мужа, который, если верить слухам, в то беспокойное время был чуть ли не местным «авторитетом». Я шла по приходскому двору и случайно услышала, как он горячо и с каким-то благоговением и доверием уговаривал нашего отца К. помолиться за малыша. Батюшка слушал молча, опустив голову. Обычно он сразу давал согласие помолиться, и у людей появлялась надежда, но здесь он медлил. Как показали последующие события, батюшка всё же сжалился и выполнил просьбу совершенно чужого для малыша человека.

Вскоре эти люди всей семьей приехали в больницу. И врач, решив, что с мамой говорить нет смысла, позвал бабушку:

‒ Ваш внук не выживет. У него идет отмирание коры головного мозга. Даже если вдруг случится чудо и он не умрет, то останется «растением». Вы должны это знать.

Через два дня этот же врач подошел к мальчику поставить очередную систему для питания организма. И, тыкая иглой в его ручку, вдруг услышал, как мальчик, не открывая глаз, произнес:

‒ Как же ты мне надоел…

Состояние врача было шоковым.

Через три дня мальчика выписали ‒ такого же умненького и живого, как и до болезни.

И бабушка с дедушкой с чувством выполненного долга вновь ринулись в предвыборную компанию…

Увы, порога нашего храма никто из них, насколько мне известно, больше не переступил. Вскоре я узнала, что мальчик вновь попал в больницу, но уже с нарушением обмена веществ. Больше о его судьбе я ничего не знаю, так как перешла работать на другое место.

***

Через некоторое время мы крестили в этой же больнице малыша-отказника с отсутствием мозга. Его виски были провалены внутрь. Он смотрел на всё безразличным взглядом, ни на чем не концентрируясь. Зимний день был хмурым, небо затянуто тучами. Но стоило нам запеть «…во Христа крестистеся, во Христа облекостеся», как малыш заулыбался и в ту же минуту хмурое небо прорвало яркое солнце, в одну секунду залившее и палату, и сияющего новокрещеного ангела. Когда врач пришла его забирать, она вспомнила случай с внуком тех журналистов и подтвердила, что тогда весь медперсонал больницы был поражен происшедшим.

И все работники помнят об этом до сих пор.